— Я когда в теплицу нанимаю специалистов, бригадиров, управляющих и вообще всех, кто претендует на начальственную должность, знаете, какое им условие ставлю? Главное — это любовь. Будете, говорю, здесь работать, если полюбите своих людей, подчиненных. А нет — тогда нет. — «Просто» Ольга Анатольевна говорит о любви, говорит постоянно, ее речь напитана и удобрена производными от «любить». Люблю, любимая, залюбуешься. Она убеждена, что переборщить с любовью невозможно.

Тепличное условие

— Они с ума не сходят, ваши соискатели? Не думают: а тетя-то «ку-ку»?

— Поначалу сходили. Думали, что «ку-ку». И я их понимаю. У нас ведь повсеместно принято считать простых людей инструментом для получения прибыли, рабсилой от слова «раб». И больше ничем. Но я эту привычку переборола в головах своих сотрудников. Не дай бог кто-то на нашем производстве повысит на другого голос или бригадир отмахнется от рабочего, пришедшего со своей проблемой, скажет: некогда, не до тебя… Мне кажется, я умру, если такое увижу или услышу.

— Но прежде чем умереть, накажете?

— Накажу. — «Просто» Ольга Анатольевна смеется в голос. Смех посылает четко различимые сигналы: как вы со мной, так и я с вами — не обессудьте.

Вообще-то фамилия у Ольги Анатольевны, директора по производству группы компаний «Долина овощей», — Толмачева. Толмач — значит «переводчик». Все-таки фамилии часто характеризуют человека, еще даже до близкого знакомства с ним.

Объяснить, спрашивает она? В смысле — перевести? Ее свежим салатом не корми — дай что-нибудь рассказать, как то устроено или это, для чего и почему.

А почему «Просто» — так это просто.

Четыре года назад, когда тепличное хозяйство в окрестностях липецкого городка Данков едва держало головку или, уместнее выразиться, — только-только начало давать первые всходы, встал вопрос: что указывать на бейджиках сотрудников. Как у всех, на других комбинатах — не хотелось. Ну что это в самом деле: «директор по развитию» или «агроном по защите растений»… скука, да и только! А мы же веселые, только у таких и спорится дело, убеждала своих Ольга Анатольевна. Потому и предложила им придумать какие-нибудь культяпистые названия должностей. Так бухгалтер стал именоваться: «Начисляю людям зарплату. Лариса Ивановна». Специалист, рассчитывающий питательные растворы: «Составляю меню для растений. Наталья Николаевна». Замешивающий удобрения: «Готовлю питательный коктейль. Дмитрий».

Но как дошла очередь до директора по производству Толмачевой, тут все сломали мозг. Думали-думали — ничего путного не сообразили. Тогда она предложила: «А и ладно. Напишете: Просто Ольга Анатольевна». Так и сделали. Да и некогда уже было фантазировать — готовились к запуску первой очереди комбината.

Затем были торжества по случаю — приехали высокие гости. Журналисты целый день за ней по пятам ходили, выспрашивали, что да как. А она, отвечая, все удивлялась про себя: хоть бы фамилией, что ли, поинтересовались. Вскоре появилась и статья. В тексте можно было прочесть: со слов директора Ольги Просто, по мнению агронома Просто Ольги Анатольевны.

С тех пор и прилепилось к ней. Но она не в обиде. Может, так и должно быть. Например, чтобы теперь со смехом вспоминать. Ведь в истоках каждого дела неплохо бы иметь красивую легенду, верно?

Паурбишка

Космос. Первая мысль, когда попадаешь внутрь этих теплиц.

А что еще прикажете думать?

Если взглядом не достать из одного тепличного конца до другого — он теряется в растительной перспективе, суженной до мелкой зеленоватой точки.

Если гигантская, размером с футбольное поле, стеклянная крыша, сквозь которую сияет небесная синева, вознесена туда, где летают только самые отважные из ворон.

Если все вокруг вылизано так, словно здесь не сельским хозяйством занимаются, а лабораторными опытами с помощью атомного микроскопа.

— Жень, а Жень, — кричит агроном Толмачева куда-то в даль дальнюю. В ответ же долетают какие-то звуки-обрывки: «О-О-А». Это, оказывается, означает: «Что, Ольга Анатольевна?»

— Можешь запустить нашу паурбишку? — кричит она снова.

— У, — отвечает Жень. И это означает: «Могу».

Загадочным и ласковым словом «паурбишка» называют здесь самоходную машину Power Bee, которая тянет за собой тележки, груженные урожаем — коробками с огурцами-помидорами.

Вот, она, ярко-желтая, как нью-йоркское такси, показалась и неспешно, но неотвратимо приближается, двигаясь без всяких водителей, по велению компьютера, следуя ровно над индукционным кабелем-поводырем. А если какая преграда, в виде зеваки-экскурсанта, скажем, — то сама же и затормозит, остановится.

А вот работница вышла из грядок, где подсаживала молодые огурцы к пожилым методом интерплантинга — технологии, позволяющей избегать перерывов для замены одних растений другими, как это водится в теплицах уровнем ниже. С помощью специального электронного устройства в виде карточки она отметилась на выходе. Тут же в главный компьютер полетела информация: сколько работы ею сделано, какой, затраченное время.

Другая работница, смешливая, встала на гидравлическую платформу автоматического подъемника и через несколько секунд на высоте четырех метров уже срезает ненужные листья. Это она так реагирует на толмачевское: «Лен, покажи свой рабочий транспорт». Лена показывает: вверх двинет машину, потом в сторону, перемещая ее в двух плоскостях.

Вторая мысль — футуристический вопрос: не оказался ли я в книжке Воннегута «Механическое пианино», там, где роботы вытеснили людей с их рабочих мест, трудятся только избранные, а остальные доживают в резервациях.

— Не будет такого, что роботы заместят ваших работников и останетесь только вы одна — кнопки нажимать на пульте? — интересуюсь я у директора по производству.

— Все, что вы видите вокруг, нужно для дисциплины и производительности труда. Но не все можно автоматизировать и роботизировать. Уход за растениями — нельзя. Здесь необходимо тепло человеческих рук. Знаете, есть такие люди без души, я их вижу, чувствую. Говорю, чтобы их не подпускали к растениям. А есть, кто с растениями разговаривает, поглаживая листочки, — даже мужчины. Я просто счастлива тогда… Так что пока будем по старинке, — сообщает агроном Толмачева, и это весьма странно звучит в окружающем мегатехнопространстве.

— А как у вас самой складываются отношения с растениями?

— Захожу в теплицу и чувствую их вибрации — комфортно им или нет. Они как дети. В понедельник приходишь — видишь, как образовался новый плодик, расцвела очередная кисть. Это не железяка, это любить надо.

— Если встанет дилемма: человек или робот, превосходящий человека в производительности?

— Я выберу человека. Потому что куда же мы людей денем, как они жить будут? Да и не верю в такое будущее. Хотя очень люблю технику, автоматику.

На предприятии работает почти тысяча человек. Директриса что — всех по именам знает? Да еще так по-семейному: «Лен, Жень, Вань»? Девчатами их зовет и ребятами. Все загорелые, как после солярия — еще бы, ведь кругом искусственные солнца-светильники.

— Непередаваемо это, — говорит кто-то из девчат, — на улице холод, метель. Заходишь в теплицу — Сочи.

— Бывали в Ботаническом саду? — подтверждает кто-то из ребят. — Вот так же. Честное слово.

— А сейчас я вам расскажу про эту чудо-машину, — сообщает агроном Толмачева с интонациями учителя природоведения.

Чудо-машина оказывается камерой проращивания. «Там семена стоят», поддерживается особый климат, а его параметры выведены на экран: влажность, температура и куча других, менее понятных цифр.

А еще у нас есть инженерный подъемник, почему-то шепотом сообщает тепличница, до шести метров достает, представляете.

— Знаете, для меня Космос — не сам этот подъемник, а его стоимость, — продолжает агроном Толмачева свое любимое: объяснять. — Угадайте, сколько?

Тут угадывай, не угадывай — все будет мимо и меньше. Это ясно по ее выражению лица — смеси восторга и трепета.

— Полмиллиона, — говорю, с видом пошедшего ва-банк.

— Ха-ха, — победоносно отвечает она, — восемьсот тысяч не хотите?

Просто это фамилия

Здесь все так: что ни машина, что ни агрегат, то самое-самое, из того тепличного оборудования, какое только изобрели в мире на текущую минуту. Как выражается агроном Толмачева, «покупаем мыслимое и немыслимое».

Словно в подтверждение ее слов мимо проносится фигура на модном сегвее. Если бы не выглаженный рабочий халат и бейджик, можно было бы решить, что кто-то из молодежи расшалился в обеденный перерыв. Или главнейший начальник изволит кататься. Но нет, это просто оператор Ваня объезжает свою зону ответственности — такой новый русский пролетарий. Ну действительно, не ногами же ему топать на такие-то расстояния — десять гектаров туда, столько же обратно? «Здравствуйте», — кричит, как в деревне, и рукой приветливо машет.

От срезанных старых растений сладко пахнет деревенским покосом. Густо жужжит шмель.

— А как построим новую очередь через год, там у нас такая будет машина стоять сортировочная, что вообще… — «Просто» Ольга Анатольевна пытается подобрать какое-нибудь слово в превосходной степени. А ты тем временем думаешь: ну и куда еще более «вообще»?

— Все-то у вас дорогущее. Хочется поинтересоваться — откуда деньги. Вы сильно закредитованы?

— Никто не строит такие комплексы только на собственные средства. Но если мы сейчас выйдем на пять лет окупаемости — это будет прорыв в истории страны, суперуспех. Поэтому и бьемся за урожай как подорванные, расширяемся. Вот такие наши помидоры… — задумчиво говорит она. — Выращиваем сливку. Красную, желтую. Мало. Выращиваем и черри, и стандартные круглые. Мало.

— Сейчас границы открывают для Турции. Вы почувствовали изменения на рынке?

— Не очень. В России все-таки уже начали понимать, что надо покупать вкусный продукт. А вкусным может быть только местный. Раз попробовав наше, люди другого уже не берут. Поэтому нам нет нужды кричать: у нас все экологическое, чистое, натуральное. Кто знает, тот знает!

— У вас такая стратегия — делать ставку на лучшее оборудование?

— Наша стратегия — создать идеально работающую систему. Такой, какой именно мы ее представляем. Мы следим за новинками, ездим в загранкомандировки. Если в отрасли появляется что-то из свежего, стараемся заполучить себе, применить. Мало того что это добавляет эффективности, так еще и безумно интересно — освоить новую технику, ведь так?

Так, все так, думаешь соглашательски. Глупо спорить. Разве поверит такой человек, с горящими глазами рассказывающий в подробностях, как устроен вон тот калибровочный агрегат для сортировки томатов по размеру и цвету, что в природе встречаются такие люди, от одного только прикосновения которых ломаются все механизмы — что паяльники, что даже дисковые телефоны?..

— Лучшее оборудование — то есть импортное?

— Если есть сопоставимое по качеству отечественное — покупаем отечественное. В этом смысле мы не снобы.

Она рассказывает, что теперь, когда комбинат стабильно заработал, более того — стал, в сущности, самым успешным тепличным хозяйством России, у них отбоя нет от потенциальных поставщиков, в том числе и наших. Едва ли не каждый день приезжают с предложениями. Зачастую случается так. Овощеводы показывают нашим производителям техники иностранные образцы, которые используют в производстве, и интересуются у них: могут ли сообразить не хуже? Те уезжают к себе, потом возвращаются со своим, сделанным. Если данковских качество устраивает, заключают контракт. Потому что выгоднее — цена выходит ниже, за счет логистики. В общем, друг друга мотивируют. Правда, пока это не касается высокотехнологичного оборудования, оно здесь в основном голландское. Речь преимущественно идет о вспомогательных устройствах, например о пластмассовом крепеже. Но по нашим временам и это хлеб. А что касается удобрения, то вот оно-то как раз полностью свое — костромское, с Буйского химзавода, где научились, чтобы не потерять рынок, выпускать продукцию под «малообъемку», по качеству абсолютно сопоставимую с лучшей импортной.

— Мы сами российская компания и знаем, как тяжело в наших условиях выживать бизнесу, — говорит агроном Толмачева. — Если что-то у голландцев сломалось — считается, так и должно быть. А если сломалось у нас — все, катастрофа. Прямо жизнь под лупой какая-то!

Счастье агронома

До 2017 года тепличный комбинат под Данковым был единственным в стране, построенным с использованием технологии пятого поколения UltraClima. Впоследствии ее разработчик, группа тепличных компаний «Долина овощей», в которую входит и данковский комбинат, построила производства такого же уровня в Ельце и Екатеринбурге.

Если рассказывать просто, сообщает «Просто» Ольга Анатольевна, то отличие этих теплиц от тех, что классом ниже, вот в чем.

Глобально и кардинально, как она любит выражаться: пятое поколение летом может само себя охлаждать. Вспомните свой дачный домик, шесть соток и шатающуюся на ветру алюминиевую, принакрытую полиэтиленовой пленкой конструкцию, именуемую в народе парником. Говорящее название, между прочим. Ведь летом туда как занырнешь, так сразу оттуда и вынырнешь — жар парит, пар жарит.

Примерно то же самое наблюдается и в обычных промышленных теплицах. Даже форточки не спасают, если на улице зной. Растения буквально изнывают от него. Плюс сами создают повышенную влажность. В общем, летом урожайность там снижается чуть ли не вдвое.

Но примерно десять лет назад все изменилось: была придумана теплица, оборудованная системой водяного охлаждения, благодаря которой круглый год поддерживается необходимая растениям температура.

А еще капельный полив. А еще выращивание рассады на субстратах, иначе — минеральной вате, что значительно увеличивает урожайность. А еще какое-то настолько хитроумное управление светом, что разобраться может только голова, приученная к естественным наукам, а гуманитарию лучше не соваться. А еще отсутствие форточек, из-за чего заказан вход-вполз-влет вредителям. Ну и на десерт — энтомофаги, «невидимые помощники овощеводов», мелкие сущности, проживающие вон в тех белых пакетиках, развешанных повсюду. Чуть что, если насекомая зараза все-таки завелась — они тут же поднимаются на крыло и ее уничтожают.

Надо ли говорить, что здесь совсем не применяют ядохимикаты и буквально помешаны на санитарной безопасности.

Въезжаешь на территорию комбината — досмотр: нет ли продуктов растительного происхождения. Вот почему женщинам на 8 марта здесь дарят сладости и воздушные шары, а розы — уже после смены, за территорией. Кстати, я впервые именно здесь на проходной увидел запрещающий знак: какие-то колокольчики в круге, перечеркнутые красной линией.

Входишь в здание, даже офисное, — будь любезен надеть бахилы и протереть дизраствором руки и мобильный телефон — исчадие вирусов и инфекций.

Входишь в святая святых, на производство, на грядки — вот тебе, пожалуйста, обязательный набор защитной одежды: комбинезон, шапочка, резиновые перчатки. Защитной — в том смысле, что она не тебя защищает, а как раз от тебя. Вот правда: в какой-то момент возникло ощущение, что вокруг одни акушеры. А «Просто» Ольга Анатольевна заявляет: полюбуйтесь, это рассадное отделение, наш «роддом».

Сигареты? Даже слово такое здесь лучше не произносить, чтобы не опозориться! Табак — едва ли не самая страшная опасность для данковских огурцов и помидоров. Вот почему многие бросают курить — работа дороже привычки, к тому же вредной.

В общем, поди попробуй вот этакое чудо света сотворить. Голландцам удалось. Мы переняли.

Впрочем, в этом месте своего рассказа-объяснения агроном Толмачева всегда делает патриотическую ремарку: «Считается, что все современные тепличные технологии — иностранные. А изначально-то они были придуманы в России. Но у нас часто ученым не давали возможности развиваться. На Западе — наоборот».

Хотя без наших мозгов и тут не обошлось. Так уж устроена русская голова: любое самое передовое импортное надобно усовершенствовать или, по крайней мере, адаптировать под себя.

Достаточно сказать, что всеми автоматизированными системами комбината управляет софт, разработанный российскими специалистами компаний «НПФ ФИТО» и «Тепличные технологии». Полив, подготовка удобрений, управление климатом. Повсюду установлены контроллеры, данные поступают в главный компьютер. Туда же приходит информация метеостанции. Снег пошел, скажем, или дождь — система принимает решение о подогреве воды, команда поступает в котельную.

А разве сталкиваются европейские теплицы с тем, что летом на профилактику отключают котельную? У нас же это допустимо и даже необходимо по каким-то там инструкциям. Поэтому приходится присоединять к системе дополнительный электрокотел.

— Вот почему я называю себя самым счастливым агроном России. Это ли не счастье — ежедневно применять на практике свои знания и опыт, используя наиболее современное оборудование? — спрашивает «Просто» Ольга Анатольевна. — Здесь растения полностью и ежеминутно управляемы. Представляете, что я чувствую как профессионал?!

Выживать скучно

Она родилась в Донецкой области. Четыре дня там прожила, а после родители перевезли ее в Москву. Она так и говорит: «Мой папа — донецкий, а мама — русская». Словно «донецкий» — это национальность. Впрочем, сейчас уже, похоже, так и есть.

Родители работали в сельском хозяйстве, агрономами, отец к тому же в течение жизни руководил совхозами и колхозами. Специализировались на тепличных комплексах.

— Вы что же, потомственная?

— Вы даже не представляете, — отвечает, — насколько потомственная.

В их большом семействе было меньше таких, кто не окончил Тимирязевскую сельхозакадемию, чем тех, кто окончил. Родители, дядья, родная и двоюродная сестры. Когда собирались за накрытым столом, беседы вели только о теплицах… Кажется, она еще до того, как научиться говорить, решила, что будет поступать в Тимирязевку. А в начальных классах в сочинении на тему «Кем я хочу стать, когда вырасту?» ответила не сомневаясь, что тепличницей — и подробно рассказала, почему.

Очевидно, у нее и выбора-то особенного не было. Конечно, плодовоовощной факультет.

Но так случается в человеческой жизни: отсутствие выбора оказывается единственным верным выбором, а предлагаемое судьбой и образует персональное счастье.

После академии ее распределили в тепличный совхоз «Московский» — самый крупный на тот момент в стране. Начинала с самого низа, бригадиром отделения. Понюхала грунта, что называется, с навозцем, и заодно — масштабного производства.

— Если по правде, то очень трудно представить вас, тогдашнюю московскую барышню, — в грунтах.

— А я никогда и не считала себя «московской барышней». Мама с папой работали в сельском хозяйстве. Я всем говорила: мы — семья сельхозников.

В начале 1990-х на этом предприятии решили освоить импортную малообъемную технологию — революционную, с массой тепличных примочек, не известных в родимых пенатах. А то весь цивилизованный мир на нее переходит, подумали, а мы что же, лаптем щи хлебаем?

Почему революционную? Потому что был стереотип, который сохраняется и сейчас, не только у обывателей, но и у агрономов: что растение должно обитать в черной земле, где много навоза, опилок, а поверх — лежит шланг, из которого бежит вода, и только тогда можно рассчитывать на урожай. И вдруг с Запада приходят субстраты — безопасные, экологически чистые, компактные, сулящие плодовоовощное изобилие!

Короче говоря, новации захватили Ольгу Анатольевну с ног до головы, любопытство зашкаливало до ужаса, как она выражается.

Она вообще тип увлекающийся. Часто вспоминает кинофильм «Любовь земная». Там один герой говорит: «Любить так любить, работать так работать». Это выражение навсегда запало ей в душу. Что бы ты ни делала, говорит, надо с полной отдачей. И искренне удивляется, когда слышит от кого-то, что тот не хочет идти на работу. Как это можно — не хотеть?

…Ну и встал вопрос в «Московском», кому эту объемную «малообъемку» поднимать. Собрали добровольцев. Конечно, Толмачева тут как тут. Ей же всегда больше всех надо, чтобы быть впереди, где новое, потому что там интересно; а что неинтересно, тем и заниматься не стоит.

— Вся страна в то время пыталась выжить, как-то прокормиться, а вы, значит, сосредоточились на капельном поливе?

— А мне выживать скучно. Мне Космос нужен. У меня натура такая. Люблю знаете как? Чтобы передо мной трудное-трудное дело стояло, и я бы его потихоньку преодолевала, шаг за шагом, по крупицам, с сопротивлением. Если есть дело, то так и так выживешь — закон существования.

Потом, после 14 лет в совхозе «Московский», ее позвали на работу в «НПФ ФИТО», российскую компанию, производящую оборудование для тепличных хозяйств. Там нужен был специалист, разбирающийся в современных технологиях. Она как раз такой и была: уже и с практикой за плечами, и с полезным опытом, полученным в поездках на передовые предприятия Европы.

Следующие лет десять прошли в командировках по стране — из одной в другую, третью, не разбирая чемоданов: заказчикам оборудования надо было объяснять, как что работает. Время от времени она устраивала обучающие семинары — и очные, и дистанционные. Однажды, вспоминает, на ее выступления в Москву со всей России приехали больше ста человек. Так она перезнакомилась со многими, кто занимается тепличным бизнесом. Практически на каждом комбинате есть люди, которых она в той или иной степени учила работать.

Помогала и принадлежность к династии. Здесь и тут ее спрашивали: «А вы не родственница той Толмачевой? Ваша мама? То-то я гляжу…» Неудивительно, ведь мать на заре кооперативного движения тоже поездила по комбинатам с уроками мастерства, консультациями. Так что яблоня от яблони… тьфу, то есть черри от черри далеко не падает.

Сама садик я садила

— А разве обучать сельхозтехнологиям — это не задача вузов?

— О чем вы говорите! — парирует она, всем своим видом демонстрируя, что вопрос не просто риторический, а риторический со времен палеолита.

Ее альма-матер, Тимирязевка, и вообще сельхозобразование — тема для нее больная в буквальном смысле. Когда заходит речь, она морщится, будто разыгралась мигрень.

— Нет больше Тимирязевки. По крайней мере той, которую помню я. С увлеченными преподавателями, педагогическими асами, современными программами… Все разваливается. Учебные теплицы — тоже. Что говорить, если недавно прикрыли отделение «Овощеводство защищенного грунта», — кипятится она.

— Тогда где вы находите работников?

— Сами выращиваем.

— Как овощи?

— Выращивать — моя профессия. А способы выращивания специалистов и овощей — примерно одинаковые. Ты их просто любишь, заботишься каждый день, думаешь о них — они всходят, дают плоды.

А можно без аллегорий, спрашиваю. Можно, отвечает она и рассказывает, как обучала людей начиная с тепличной азбуки — дневала и ночевала на грядках, в рассадном отделении. Как разыскивала в районе тех, у кого есть хоть какое-то профильное или смежное образование. Как переманивала с хлебного места на должность директора комбината одного из самых дельных в здешних местах руководителя. В результате сложилась команда, группа людей, на которых она может положиться как на себя.

— Кадры решают все?

— Один из моих главных принципов.

— Вы же знаете, что эту фразу Сталину приписывают?

— Но ведь правильно сказал.

— Телевизор каждый день агитирует: Россия должна кормить себя сама. А кадры не готовят. Вы можете объяснить это противоречие?

— Не могу. Да уже и не хочу. С одной стороны, вроде помогают — даже есть госпрограмма развития тепличного сектора. А с другой — крутись как хочешь. Да, можно набрать студентов. Но кто их обучать будет — преподавателей-то уже нет! Энтузиасты ушли на пенсию, оставшиеся профессионально законсервировались. Я решила для себя так: буду делать, что в моих силах и что зависит лично от меня, а они пусть как хотят.

— Что же это за политика такая у наших руководителей?

Вопрос повисает в воздухе. Беседовать о политике она наотрез отказывается. Каждый должен говорить о том, в чем разбирается. Она разбирается в помидорах, огурцах, салате.

— Ну, знаю я Грудинина. Лично, — говорит она то ли скептически, то ли наоборот — непонятно. — Все, кто работает на защищенном грунте, друг с другом пересекаются. Тем более, совхоз «Московский» в том же Ленинском районе, где и его хозяйство. Что вам сказать? Он вот такой мужик, — показывает большой палец, — и всегда был таким. Но вот такой он — для своего масштаба, не для страны.

Еще она вспоминает, как однажды один из профессоров Тимирязевки, которому сообщили, какой урожай собирают на предприятиях «Долины овощей», заявил: «Это все иллюзии и фокусы. Столько вырастить невозможно».

— Обидно было?

— А смысл обижаться на застрявших в прошлом веке и даже желания не имеющих узнавать новое?

Хотя справедливости ради надо сказать, что раз тимирязевская делегация все-таки приезжала в Данков. Как открыли они от удивления рот, когда зашли в теплицы, так и уехали, не закрыв его, сообщают очевидцы.

Так что компании, которые строят тепличные комбинаты, сегодня вынуждены брать на себя обязательства по подготовке специалистов для их обслуживания.

А что делать? В институтах-то такого не расскажут.

Вот и в «НПФ ФИТО» тоже решили выучить под себя.

— Посадка, посев, полив, уход, — перечисляет агроном Толмачева, — я все поэтапно им объясняла, показывала. Сначала работали на специальном столе, потом в теплице, затем под руководством опытных тепличниц. Год прожили в таком режиме. Сперва это был мой ежедневный монолог. А сейчас уже все — сейчас у нас с ними диалог. У них есть свое мнение, которое я считаю авторитетным. В этом смысле наше предприятие тоже уникальное. Многие директора комбинатов не верят — говорят, не может такого быть. Спрашивают: где ты их взяла-то? Я отвечаю: нигде, мы их сами смастерили.

Дело на вырост

Но это все случилось позже. А перед тем в «НПЦ ФИТО» задумали сами построить теплицы. Иначе получалось, будто сапожники без сапог. Собственно тепличный комплекс под Данковым первоначально и планировался скорее как демонстрационная и обучающая площадка для покупателей оборудования — чтобы не в московском офисе скучно рассказывать, как оно действует, а вживую, прямо на грядках. Решили: построим десяток гектаров, а там поглядим, как пойдет. Пошло так, что трудно теперь остановиться. 44 гектара уже есть, и вон там, на линии заснеженного горизонта, уже виднеются очертания возводимых остовов. На входе висит план строительства 2015 года. Тут огуречный блок, там томатный. И все. Какой-то домик пана Тыквы по сравнению с тем, что возведено. Поменять картинку недосуг — все силы брошены на строительство новой очереди.

Ну а кто отправился поднимать данковские теплицы? Конечно, «Просто» Ольга Анатольевна. С нуля, без работников, под зиму — потому что поздно одобрили кредит.

Вызвали ее к начальству, сказали: чего сидишь в офисе, давай езжай на место — мы там уже скоро колышки начнем забивать. В сущности, Данков стал ее личной профессиональной мечтой и целиной.

Это сейчас она чувствует себя здесь раскованно, по-хозяйски. А тогда, в 2013-м, даже не знала, что есть в России такой город и где он находится. И разве поверила бы она тому, кто сказал бы ей тогда, что бросит Москву, переедет сюда жить, будет здесь счастлива, а гостям из Москвы станет говорить: «Да как вы там вообще можете — с этими пробками и толчеей»?

Если бы не оставшаяся в столице взрослая дочь, по которой она скучает, — может, и вообще туда бы не ездила.

Ольга Анатольевна вспоминает, как поехала в Данков впервые. Думала, что заблудилась, сбилась с пути и придется ночевать в лесу — в такие занесло ее буераки. А оказалось, просто дорога такая. Затем были собрания, где она рассказывала с трибуны о планах построить тепличный комбинат, показывала слайды. Сначала в Доме культуры, потом в райадминистрации. Людей набивалось столько, что трудно было дышать. Сидели друг у друга на коленях, стояли в проходах. Складывалось впечатление, что пришел весь Данков, все 19 тысяч жителей. Объяснялось это не столько привлекательностью проекта, сколько полным отсутствием работы в городе и районе.

Люди потом признавались ей: «Мы от безысходности пошли, послушать очередные ля-ля».

Химзавод, ориентированный на оборонку, вокруг которого раньше крутилась вся местная экономическая жизнь, загнулся. Вслед за ним остановились и другие предприятия, в том числе хлебозавод, который выпекал такие булки, что за ними приезжали из других районов. Люди забыли, как выглядят крупные денежные купюры. Словом, когда «Долина овощей» решила обосноваться на этой территории, то депрессия, в которой она пребывала, описывалась фразой: «Народ здесь даже пить перестал. Представляете, что это за нищета?». Никто не верил никому, ничему и ни во что хорошее.

— Как же вам удалось людей к себе расположить?

— Все просто, но и сложно в то же время… Зависит от угла зрения. Мы ничего не придумывали, ничего особенного не делали. Просто не врали людям и выполняли все обещания. Потребовалось время, чтобы услышать от них: «Еле дождались, когда вы возьмете нас на работу».

Сегодня тепличный комбинат — градообразующее предприятие. Ключевой потребитель электроэнергии, газа, воды. Гордость района и в хорошем смысле слова витрина области, куда губернатор привозит гостей, потому как есть что показать.

Теплицы без преувеличения стали местной достопримечательностью. Частенько автомобилисты на них приезжают глянуть, специально сделав крюк, — стоят вечерами на дороге, фотографируют мощное в темноте сияние электрического света.

И то развлечение, почему нет! Данков — город малый, на отшибе, уютный и, в общем, приветливый, где рады гостям и где есть свой, пусть самодеятельный, но планетарий; а это, что ни говори, знак стремления вверх, в Космос. И само имя у города такое, что рано или поздно вырулишь ассоциативно к горьковскому Данко с его пылающим, как теплица в ночи, сердцем.

О чем и речь

Люди же, данковчане, приходят на работу в теплицы с удовольствием. И все хотят трудиться в праздники, «прямо драка». Потому что двойная оплата. Даже в новогодние просятся. Полторы тысячи человек стоят в очереди на трудоустройство, «ждут, чтобы новые корпуса построили и объявили набор — или в старых хоть какое-нибудь местечко освободилось». Кто работает в теплицах, пользуется уважением. Еще бы: мало того что есть работа как таковая, так еще регулярная, к тому же самая высокая зарплата, цивилизованные условия труда, уважительное отношение к сотрудникам и, как бонус, — лето круглый год на рабочем месте.

Пришли деньги — ожила торговля, сфера услуг. А самые активные потребители — работники теплиц. В какой продмаг, парикмахерскую ни зайдешь — там они.

Люди стали позволять себе, чего раньше не могли. Например, стали ездить в отпуск на море.

— Ольга Анатольевна, как хорошо, что я вас встретила, — возбужденно говорит выглянувшая из грядок нам навстречу управляющая Светлана Викторовна, затем открывает на телефоне фотографию. Там изображена смеющаяся дама на фоне экзотического пейзажа. Это, поясняют, Валентина Астафурова, наша работница, на сортировочной машине стоит, шлет коллегам жаркие приветы из Индии, прямиком с Гоа. Агроном Толмачева довольно заключает:

— О чем и речь.

Ежкин кот, спрашивают местные сами себя, это не тот ли давно обещанный нам какой-то там …изм, уже забыли какой, но главное, что с человеческим лицом?

И ругаться-то здесь вообще не ругаются, матом — тем более: за сквернословие штрафуют. И лица-то здесь все хорошие, светлые, без мутного глаза, так часто встречающегося в российской глубинке. Какие пьяницы, переспрашивают — вы что, за это дело у нас сразу выгоняют, ЧП мирового масштаба!

Раньше «Просто» Ольга Анатольевна была категорической противницей семейственности, а теперь кардинально поменяла взгляд — когда наняла двоих по профессиональным качествам и независимо друг от друга: Олега — на должность главного агронома и Любовь Николаевну — директора комбината, а затем случайно выяснилось, что это мать и сын. Их пример показал, что родственные узы не только не тормозят работу, а напротив, помогают. То один своего подстрахует, то другой тоже для своего найдет мотивацию. Вот так и получилось, что с подачи агронома Толмачевой при приеме на работу предпочтение отдают тем, у кого есть занятые здесь родственники. Зятья, тещи, тетки, двоюродные — все вместе.

— Я же говорю, — комментирует агроном Толмачева, — у нас все не как у людей.

— Теперь будут династии формироваться?

— Как моя.

В результате мужчины, промышляющие вахтовым методом кто в Москве, кто «на северах», стали возвращаться и оседать дома. Мы столько уже распавшихся семей восстановили, с гордостью говорят кадровики, стольким детям вернули отцов, — вот что значит правильно выстроенный бизнес!

 

 

Кстати, на предприятии работают только местные. Я одна «понаехавшая», шутит Ольга Анатольевна.

И никаких трудовых мигрантов. Своим людям надо сначала помогать, к тому же со своими удобнее: понимаем друг друга, как говорится, без толмачей, говорит агроном Толмачева.

Вообще говоря, у нее очень мало капитальных требований к работникам. Сначала было два, потом третье появилось: отсутствие вредных привычек, желание трудиться, умение работать в коллективе.

— Именно в такой последовательности?

— Именно.

Бывает, она нанимает людей на работу, не совладав со своими сильными эмоциями, с помощью «Одноклассников» — единственной соцсети, в которой проявляет активность. После того как прочитает, например, такое письмо: «У меня трое детей, муж умер. Я передала свою анкету, а меня не вызывают. Что делать, ума не приложу. Только на вас вся надежда». Или — мужское: «Я десять лет на доломитовом предприятии. Сейчас оно простаивает. Даже на проезд до него нет денег. Хочу работать, а негде. Скоро и кушать нечего будет. Наверное, умру. Родненькая, помогите».

Агроном Толмачева — сильный человек, когда надо быть сильным, и слабый, когда надо быть слабым. Иногда — сентиментальный. Когда рассказывает истории, подобные этим, глаза ее увлажняются. Оказывается, это не мешает эффективности, в ее случае — напротив.

— Вы знаете, случается, что и смеешься вместе с ними, и горюешь, — делится она. — Какие-то вещи иногда просто по голове бьют своей абсурдностью. Помню, как-то отпрашивается у меня работница, в возрасте уже, лет сорока, чтобы пораньше уйти домой, говорит, очень надо, новую стиральную машинку привезут. Я в ответ ради приличия интересуюсь: «Лен, что случилось? Старая, что ли, сломалась?» А она застеснялась, мнется, потом отвечает: «Ольга Анатольевна, милая, это у меня первая в жизни». Мы с ней тогда вместе и поплакали.

Кстати, в «Одноклассниках» у нее вот какой статус: «Вы спросите, как у меня дела? Отвечу вам, все как обычно. Живу как в сказке, господа. То хорошо, то все отлично».

— С вами сложно работать?

— Сложно и легко одновременно. Легко тем, кто любит работать, хочет. И наоборот. Я безумно требовательна к себе. И такого же рвения хочу от подчиненных.

— Но вы же понимаете, что не все способны гореть с такой интенсивностью.

— Понимаю — и стараюсь их заражать. Своим примером.

— Это прием?

— Я просто такая. Я не говорю себе: вот, сейчас пойду и всех заражу. Это не специально. Если дело делаем, я первая. Надеваю рабочую одежду — и вперед. А люди уже за мной.

— Какие у вас еще принципы?

— Люди — прежде всего. Это основа успешного бизнеса. Если у меня в кабинете начальники, совещание, а мне сказали, что в приемной рабочая, то я делаю паузу и иду выяснять. Потому что если она ко мне обращается, значит, уже всех обошла, ситуация безвыходная.

— Могут подумать, интересничаете, в выгодном свете хотите себя подать?

— А мне все равно.

— Каково сейчас бизнес в России открывать? Много препятствий?

— Все зависит от людей и от отношения к подчиненным. Я — голова, а они — мои руки. Что я без них? Ничто. Надо уметь создать команду, любить ее и вместе с ней преодолевать трудности.

Плоды любви

Как выглядит ее любовь к людям? Например, так. Она всегда изучает зарплатные ведомости: у кого сколько вышло. Если многие не получили премии, вызывает бригадиров, пеняет им: это не рабочие виноваты, это вы неправильно их организовали, не смогли уловить их настроения.

— Выходит, можно людей мотивировать не только наказаниями и штрафами, но и просто душевным отношением?

— Ну, вы же видите — это работает, — отвечает «Просто» Ольга Анатольевна и щедрым жестом пододвигает ближе, угощая, тарелку багровых душистых шариков. Приговаривает: — А вот черри еще берите, таких черри вы никогда не пробовали. Потому что выращены с любовью.